Абраам Аликян

“Человек – это прежде всего память и только потом все остальное”. Абраам Аликян

На днях исполнилась годовщина со дня смерти интересного армянского поэта, которого в Армении почему-то мало знают. Поэт, переводчик, педагог… Он умер в приюте Бурдж-Хаммуда в Бейруте, и по свидетельствам близких, его похоронили в тот же день. Хоронящих было мало, человек 20. В Ереване на его смерть всё же откликнулись, собрались, помянули, читали его стихи.

Абраам Аликян, сирийский армянин, родился в той самой Александретте, которая сейчас в огне, репатриировался в Советкую Армению, кстати, с тем самым Андраником Терзяном, которого в 27 лет грузовик прижмёт к стене при подозрительных обстоятельствах…

Так что, когда написали первый донос, началась травля, и через несколько лет братья по цеху стали обвинять его в беспартийности, от греха подальше он уехал в Москву. Знал ли он тогда русский язык? Вряд ли, при поступлении в Литинститут, свободно владевший французским, турецким и арабским языками, Аликян знал лишь пару-другую фраз на русском. Но поступил в Литературный институт имени Горького, а закончив, стал переводчиком и почти 40 лет проработал преподавателем на кафедре художественного перевода. В Армению он не переехал, можно только догадываться, почему. А в 1992 году уехал из Москвы в Бейрут, задержавшись в Париже, и преподавал 10 лет в семинарии тамошнего католикосата. Бейрут, тот город, где ему преподавали Левон Шант и Никол Агбалян, где в дни его юности бурлила культурная и литературная жизнь армянства, где издавались десятки армянских газет и журналов… Тот Бейрут стал для него совсем другим, и в последние годы Аликян уединился в небольшой деревушке…

Процитируем перечень, приведённый Тиграном Акопяном, одним из его учеников.

«Литературное наследие Аликяна – огромно и бесценно. Его талантливому перу принадлежат десятки поэтических сборников на западноармянском и восточноармянском языках. Абраам Аликян – автор блестящих эссе, литературоведческих и публицистических статей про жизнь и творчество Саят-Новы (он также переложил его стихи на западноармянский язык), Рильке, Цветаевой, Джойса, Г. Гессе, Фолкнера, плеяды западноармянских писателей – всех не перечислишь. Переводил он русских поэтов: Пастернака, Звягинцеву, Серебрякова. А книги переводов Аликяна с французского могут заполнить внушительную книжную полку: он переводил и издавал антологии французской поэзии, Апполинера, Бодлера, Арагона, Э.Базена, Флобера (“Воспитание чувств”), Андре Моруа (“Дон Жуан или жизнь Байрона”), Стиля, Азнавура, Мартина дю Гара (“Семья Тибо”), 826 страниц … »

Аликян попал в список неблагонадёжных по паспорту, как родившийся в загранице, Турции, стране НАТО. Ничего, что в год его рождения и до самой войны Александретта была ещё Сирией, гебисты особо не разбирались. И однажды ночью двое вежливых мужчин вручили ему три билета, посоветовав прокатиться в Ереван и обратно, в ряду бомжей, проституток и алкашей. Москву перед Олимпиадой зачищали основательно.

Переводил  Аликяна  на  русский  обаятельный российский писатель Кирилл  Ковальджи,  наполовину  армянин,  его  давний  приятель,  спасший  Аликяна  от  очередных  репрессий  в  те  далёкие  годы,  предупредив  его  о  втором  доносе  в  бюро  комсомола.  Много  стихотворений  и  его  архивы  неизвестно  где  и  у  кого.

Вот  несколько  из  этих  переводов.

ВДОВА 
 
Прежний  дух  здесь  упрямо  живуч. 
Стулья,  стол  и  кушетка  с  подушками  в  ряд, 
Дрожь  хрустальная  рюмок  и  чашек.  И  ключ, 
Охраняющий  этот  постылый  уклад. 
Так  же  бьет  в  потолок  круглый  зеркала  блик. 
Запах  тот  -  лишь  комод  приоткрой  наугад  -   
Столь  знакомый,  как  будто  у  запаха  взгляд, 
И  лицо,  и  расстегнутый  воротник. 
Старый  шкаф  в  той  же  самой  тоске   
Так  же  коротко  скрипнет  полночной  порой,   
Словно  в  памяти,  в  дальнем  ее  уголке 
Ветка  хрустнула,  сон  потревожив  лесной. 
И  еще  -  пианино,  забывшее  звук. 
Но  когда  с  клавиш  пыль  вытирает  она,   
То  какой-то  предательской  нотою  вдруг 
Отзывается  странно  струна. 
Удивляется:  что  это?  Смотрит  вокруг... 
 
ГЛАЗА 
 
Что  же  нужно  еще? 
Даже  слышен  скворец  за  версту. 
Что  же  нужно  еще? 
И  боярышник  даже  в  цвету. 
Обвязала  уже  ежевика 
Синей  лентой  цветов  свою  редкую  тень  - 
Осторожнее,  не  разорви-ка! 
Что  же  нужно  еще? 
Я  -  дитя  в  этот  день. 
В  миг  ночной  под  сосной  я  возник, 
Объявился  я,  ломкий,  как  гриб-дождевик. 
Мне  две  капли  свои  подарила  роса, 
Мне  роса  подарила  глаза. 
Созерцать  буду  ими  весну 
И  вбирать,  пока  бусинки  эти, 
Что  подарены  мне  на  рассвете, 
Нынче  ж  вечером  солнцу  верну. 
 
ПРЕДЧУВСТВИЕ 
 
Только  этой  осине  под  стать  -   
Лишь  осина  смогла  угадать, 
Как,  бушуя  всю  ночь,  словно  тать,   
Будет  ветер-мучитель  страдать. 
Он,  как  стая  густая  скворцов,   
Вторгся  в  горы,  не  знал  рубежа. 
Как  ослепший  табун  скакунов, 
Глухо  ржал,  по  долинам  кружа. 
Тряс,  наскакивая,  каждый  дом, 
Громко  ставнями  хлопал,  скуля, 
С  труб  срывал  светлый  дым  целиком, 
Как  цветущую  ветвь  миндаля. 
И  вершины  деревьев  клонил   
И,  как  саблей,  стучал  в  камышах, 
У  куста  даже  не  было  сил   
Выносить  груз  пыльцы  на  цветах. 
Ветер  принял  как  скорбь  эту  тьму, 
Пожелал  умереть  до  зари, 
Чтобы  днем  не  рыдать  самому 
Надо  всем,  что  успел  натворить. 
У  колодца  он  крышку  тогда   
Отшвырнул,  опрокинулся  вниз. 
Словно  синяя  эта  вода   
Поманила  его:  утопись... 
...Как,  бушуя  всю  ночь,  словно  тать, 
Будет  ветер-мучитель  страдать, 
Было  только  осине  под  стать  -   
Лишь  осина  смогла  угадать. 
 
*  *  * 
На  месте  -  только  в  сердце  я  твоем, 
Как  звезды  только  на  небе  на  месте. 
Есть  в  жизни  смысл  -  с  тех  пор  как  мы  вдвоем, 
Я  стал  самим  собой  с  тобою  вместе. 
Лишь  вздрогнут  веки  -  в  сердце  перебой, 
Где  б  ни  был  я  -  ты  рядом  постоянно. 
И  лишь  в  тебе,  тобою  и  с  тобой   
Я  нахожу  себя  так  полно,  без  изъяна. 
 
Перевел  с  армянского  Кирилл  КОВАЛЬДЖИ

***

И  ещё  один  перевод,  израильского  поэта  Константина  Кикоина.

***

И  снова  сна  туман  платком  слегка  прикрыл 
Слепую  лучезарность  твоего  лица. 
Как  отогнать  мольбою  шорох  черных  крыл, 
Что  снами  искушает  душу  беглеца?   
 
Ты  днем  и  ночью  углубляешься  во  тьму, 
Ты  в  Тaртар  от  меня  уходишь,  Эвридика, 
И  я  в  отчаяньи  клянусь  тобой  тому, 
Кто  взял  тебя,  и  тут  же  отрекаюсь  с  криком. 
 
В  ночь,  что  грядет,  в  ночь,  что  прошла,  и  в  ту, 
Что  царствует  сейчас,  ступени  сна  считаю   
И  верю:  свет  дневной  расщепит  темноту, 
Как  спелый  плод,  чьи  дольки  в  теплых  пальцах  тают. 
 
Перевел  с  армянского  Константин  Кикоин