Славик Чилоян
Как только их не называли – и «семидесятниками», «и литературными хулиганами», и «крушителями традиций», и «возмутителями спокойствия», и «авангардистами». Вызов был во всем – и в содержании, и в форме, и в построении поэтических образов и ассоциаций, и в пренебрежении к пунктуации. Отношение к ним со стороны читателей и литературных критиков колебалось в очень большой амплитуде – от безоговорочной влюбленности до органического неприятия. Своими литературными «предтечами» они считали Элиота, Рильке, Превера, поэзию битников. Это не было данью моде, не было поветрием, это было их сущностью, убеждением, мироощущением.
Это Славик Чилоян, Давид Ованес, Генрих Эдоян, Аревшат Авакян, Артем Арутюнян, Ованес Григорян, Армен Мартиросян, а также пришедшие несколькими годами позже Грачья Сарухан, Армен Шекоян, Эдвард Милитонян, Гукас Сирунян, Акоп Мовсес, Грачья Тамразян.
Без Славика Чилояна Ереван и наша литературная жизнь 60-х годов были намного «безвкусней».
«Его поэзией была поэзия его жизни, поэзия улицы, ее страстей, которая в те времена казалась необычной и даже маргинальной... Чилоян был скорее сегодняшним поэтом, чем тогдашним, и будущее тоже было за ним», – уверен поэт Давид Ованес, близкий друг Славика Чилояна.
– Чило был поэтическим явлением, который надо было видеть, а не читать, – так представляет своего друга Давид Ованес.Он просто жил данной ему жизнью, которая внешне была жизнью бомжа – без постоянного места, без дома, жил по общежитиям, ночевал где придется, появлялся вдруг в университете, по большей части пьяным, а пьяным он был несдержан, даже более чем несдержан, хотя в этой его несдержанности не было ничего злобного. Трезвым он был очень рассудительным, сдержанным, мудрым– даже не скажешь, что это вчерашний пьяный Чило. И эта его жизнь была полна интересными и оригинальными мыслями, действиями, движениями.
«Когда я пришел в университет, Чило был то ли на втором, то ли на третьем курсе, на самой верхушке богемы. Образ его уже устоялся– вечно небритый, малость поддавший, неряшливый и неразлучный с любимой, красавицей Жасмен», – вспоминает поэт Ованес Григорян. Жасмен – дочь редактора газеты «Советакан Айастан» Хачика Овакимяна помнят все. Она, однако, не смогла долго «выдержать» Чило. В университете их всегда помнят вместе, помнят, как Жасмен тенью следовала за Чило, шила ему одежду и в университетских туалетах делала «примерку».
– Расскажу одну типичную для Славика Чилояна и характерную для тех времен историю. Всегда сталкивавшийся с проблемами публикации Чило решил обязательно напечататься в газете «Советакан Айастан», причем опубликовать не что иное, как ораторию «Иисус Христос»! А год был 1969-й. «Только как ты думаешь напечатать «Иисуса Христа», в «Советакан Айастане», ведь время-то какое!», – узнав о его намерении, удивился Давид Ованес. «А вот увидишь, что напечатаю! - заявил Чило. -– Уберу отовсюду Иисуса Христа, вставлю «Владимир Ильич Ленин», а как только напечатают, то увидишь, как сразу изменится отношение ко мне». Как сказал, так и сделал. «И произошло то, что было очень характерно для советских времен, –вспоминает Давид Ованес.
– Он поменял имена, в одном месте вставил даже кусок с описанием смерти и похорон Ленина, и это было опубликовано! Потому что если в те времена в редакцию поступал материал, и говорили, что это о Ленине, то печатали не глядя и не читая. Вот и тогда заведующий отделом литературы Гариб Айрапетян подумал: все равно о Ленине, чего мне читать? Подписал и сдал замредактору Норику Саруханяну. Норик Саруханян увидел подпись Айрапетяна, тоже, наверное, подумал, что, как-никак, о Ленине, читать незачем, подписал сам и передал редактору Хачику Овакимяну. На свою беду, Хачик Овакимян тоже в свою очередь подумал: ну, если столько человек подписали, то и я читать не буду, и поставил в номер…» Авантюра, однако, раскрылась, потому что все же нашлись такие, кто прочитал ораторию. И сколько ни заменяй Христа на Ленина, а гору Синай на броневик, все равно из уст Ленина не могли слететь слова «Возлюбите друг друга». В результате с работы погнали весь состав газеты «Советакан Айастана», а Славик Чилоян стал героем своего времени. «Люди зазывали его к себе, угощали и говорили друзьям: Знаете, кто это? Это тот, кто написал против Ленина!» – вспоминает Давид Ованес.
Выросший в детдоме и осиротев во второй раз (супруги, усыновившие его, тоже развелись, и он во второй раз остался в одиночестве), Чило, этот публичный приемыш общества, прожил свою жизнь – свою поэзию! – на улицах Еревана, в подвалах и по закусочным, у всех на глазах. И о смерти его 30 лет назад искренно скорбели многие. Похоронная процессия направилась на кладбище именно с места трагедии– нынешнего кафе «Арагаст». «Я не помню других похорон, в которой участвовало бы столько молодежи», – говорит поэт Ованес Григорян. Похороны организовали на добровольные пожертвования, с простой могильной плитой «Славик Алексанович Чилоян (Чило). 1930-1975. От друзей».
Сегодня затерялись и плита, и могила…
Желая сохранить образ и творчество Славика Чилояна и для будущих поколений, издательство «Аревик» предприняло второе издание его произведений. Первое издание под названием «Мы были людьми», (он так и не увидел своего сборника, о котором мечтал) осуществленное в 1992-м году издательством «Наири», охватывало стихи, прозу и переводы Славика Чилояна. Чило переводил Рильке, Элиота. Включив во второе издание только стихи Чило, издатель попытался помочь нам составить правильное впечатление «об этом неповторимом, полном противоречий, неожиданном в своем роде, но в то же время естественном для армянской поэзии ХХ века поэтическом явлении, которое звалось Славик Чилоян». Название книги - «Не говорим, сколько знаем», – по словам издателя, еще давно придумал для своей книги сам Славик Чилоян. К слову, книга разлетелась вмиг. История этой книги более чем печальна: друзья (Александр Топчян, Давид Ованнес) собрали после его смерти все его стихотворения и переводы (а Чило себя считал переводчиком, он явил армянскому читателю Бориса Виана, Жака Бреля, Жана Расина,) оба раза– (переводы в 1967 и стихи в 1976 годах) сборники уже должны были выйти из печати, но что-то мистически мешало, а в третий раз рукопись просто ПРОПАЛА! И нашлась много лет спустя, после чего и сборник вышел впервые в 1992 году.
А рядом с ереванским кафе “Арагаст”, того самого кафе «Арагаст», где поэт трагически погиб при загадочных обстоятельствах, в 2005 г. усилиями земляческого союза «Ниг-Апаран», открылся памятник поэту.
Сначала я представлю вниманию читателя его удивительно музыкальное стихотворение, где ноты Чаренца (догадайтесь, какого стихотворения!) переплетаются с музыкой, звучащей внутри и вокруг Чило.
ՀՈԳԵՀԱՆԳԻՍՏ
Реквием… по белым снежным хлопьям,
И по обманутым сердцам разбитым,
По всем усопшим под плитой холодной,
По душам, безвозвратно улетевшим ввысь…
Пусть будет им покой.
Ճերմակ ձյունին փաթիլ-փաթիլ
հոգեհանգիստ,
խաբված սռտին մոլեգնությամբ հոգեհանգիստ,
սալհատակի պաղ շիրիմին,
հոգիներին անվերադարձ, մետամորֆոզ հոգիներին
հանգիստ, հանգիստ:
Նեկտար բերող
կյանքի չարքաշ մեղուներին,
շեկ մազերին՝ սպիտակով,
պարզ աչքերին, սրունքներին
մնաս բարով:
Արնաթաթախ մոր արգանդին
հոգեհանգիստ,
հոգեհանգիստ, գալիք սերունդ,
քո շիրիմին,
մարդու նման վառ կապիկին
հոգեհանգիստ,
եւ ամպամած ու ամպ դառած
իմ չոր հոգուն
հով երկնքում
հանգիստ, հանգիստ:
Սլավիկ Չիլոյան
Ուրիշ ինչի՞ նմանեցնեմ երկնային արքայությունը:
Հիսուս Քրիստոս
Կյանքը ծխախոտ է, մարդը` թունդ ծխող.
միայն նրանից հեռանալիս է
երևում նրա
ավելորդությունը,
իսկ ծխախոտի դեմ պայքարող
միակ ու հիանալի բժիշկը
խաչվելով անգամ
չփրկեց մեզ,
որովհետև
կյանքը ծխախոտ է,
մարդը` թունդ ծխող,
իսկ այս աշխարհում
ամենաքաղցր բանը
թույնն է,
երբ այն տրվում է
մանր դոզաներով:
И с чем сравнить мне рай небесный?
Исус Христос
Жизнь наша – курево, а человек – курильщик злостный,
И лишь из мира уходя,
Он вдруг увидит, что не надо было так курить.
А тот, тот единственный врач, кто боролся против курения,
Он, даже распятый, не смог нас спасти,
Потому что жизнь – это всё-таки курение,
А человек – курильщик злостный.
И в мире этом даже яд столь сладостен,
Особенно, когда он в малых дозах.
Թե ինչպես հազար խելոք հանեցին
գժի ծովը գցած քարը
Մի գիժ քարը գցեց ծովը
հազար խելոք հավաքվեցին
չկարողացան հանել
հազար խելոք քարը գցին ծովը
գիժը սուզվեց ու դուրս բերեց այն
բայց հազար խելոքները
գլուխներն օրորեցին
թե մեր քարը չի դա
դա քո գցած քարն է
մերն ուրիշ էր
գիժը ծիծաղեց ու նորից սուզվեց
և այս անգամ հ անեց
իր գցած քարը
խելոքներն ուրախ ճիչ արձակեցին
այ դա է որ կա
գիժն հանձնեց քարը
և այդ օրվանից տխրեց…
Բայց դրանից հետո
երբ մեկ - մեկ հիշում էր
խելոքների քարը
ծիծաղում էր անվերջ
ու մենակ
որովհետև
դա պատմելու բան չէ:
***
Իմ արցունքների համար
դու պատասխանատու ես
չէ որ հարյուր անգամ կրկնեցիր
թե անպայման
կտանես
ինչ-որ տեղ կթաղես իմ արցունքները
բայց չէ որ
ես քեզ
հարյուր անգամ կրկնեցի
թե իմ արցունքները
ոչ մի տեղ
չեն թաղվի.
Слёзы мои
За них в ответе ты,
Сто раз
Похоронить их обещала, сотни раз!
Куда-нибудь хотела спрятать, схоронить…
И сотни раз я говорил тебе,
что слёзы мои
нигде невозможно похоронить…
***
ԿՈՄԻՏԱՍԻՆ
Մենք չիմացանք, թե ինչ երգեցիր
օտար Փարիզի հոգեբուժարանում…
Բայց նվնվոցը դու դարձրիր լաց,
հանապազօչ հաց,
տնքոցն հիվանդի` հորովել, հո՜, հո՜…
Եվ հիմա թեկուզ Լենկթեմուրը գա,
Էլ չենք հեծկլտա
թալանված մեր ապերջանկությամբ.
մի բահ էլ նրա ուսին կդնենք,
որ նա էլ երգի.
հորովել, հո՜, հո՜…
Не узнали мы и вряд ли узнаем,
О чём же ты пел в стенах психушкиЧужого Парижа.Но в плач превратил ты наши стенанья,
В насущный хлеб, А стон больного превратил в Оровел…hо, hо…
А сейчас хоть Ленг Тимур придёт
К нам со своею ордой,
Больше не будем рыдать Мы над нашей судьбой.
Наденем лопату на его плечо,И пусть он тоже поётОровел, hо, hо…
Сильва Юзбашян читает Славика Чилояна
Ինչ լավ կլիներ, որ փոս փորեի
Ու ահագին ոսկի գտնեի,
Թեկուզ հետո մի փոս փորեի
Այդ ահագին ոսկին թաղեի:
Օպերետտայից
- Ես ի սկզբանե այնպես ծնվեցի ( և րմ կարծիքով բոլորն են այդպես),
որ առաջին օրն իսկ մտածել գիտեի,
բայց խոսել չեի կարող
ու պետք էլ չէր ինձ,
բայց մարդիկ ինձ այնքան չարչարեցին
խոսեցնելու համար,
որ մտածմունքս փոխվեց խոսելու.
և հետո խոսում, խոսում,
խոսում էի ու չէի պրծնում:
Միայն մի ելք կար.
այդպես խոսելով անցա այն աշխարհ,
որտեղից ի սկզբանե այնպես էի ծնվել,
որ առաջին օրն իսկ մտածել գիտեի:
Եվ այսքանից հետո
դեռ հարցնում եք,
թե` այն աշխարհից ո՞վ է ետ եկել:
***
В этом мире лишь до смерти трудно жить
Ах, как было бы чудесно,
Если б яму вырыл я,
И нашёл там дивный клад,
С золотом, и много, много!
Даже если б снова вырыл яму,
Чтобы закопать тот клад…
Из оперетты
Я родился и сразу же умел думать
(мне кажется, не я один, а все точно так же).
Я родился и уже думать умел,
А вот говорить не мог,
Да мне и не нужно было.
А люди… Люди мучили меня и учили болтать,
И вместо того, чтобы думать,
Я стал говорить, говорить и не мог остановиться…
И был единственный выход – вот так, не переставая говорить,
уйти (сойти) в ТОТ мир,
откуда я пришёл и уже умел думать с первых же дней.
И после всего этого кто-то не знает и ещё спрашивает,
кто вернулся с ТОГО СВЕТА?
***
- ՀԱՅԱՍՏԱՆ
Ուր որ կերթաս, պոռա Հայաստան: Վիլյամ Սարոյան
Գիտես ինչ, Հայաստան, քեզ հետ մենք այնքան
երկար ենք ապրել,
որ մեր ծիծաղն ու լացը
դարձել է մոր-մանկան փոխհարաբերություն,
դարձել է զրույց մի ավանդական,
ավելին.
մտերիմ մի խոսակցություն:
Գիտես ինչ, Հայաստան,
էլ ախ ու վախ չանենք,
մենք քո մեջ,
դու մեր մեջ
այնքան ենք փորփրել,
և մենք քո,
դու մեր
եղածն այնքան ենք
լույս աշխարհ հանել,
որ արդեն գիտենք,
թե որքան արժենք
և միմյանց գովելու
կամ հաճոյախոսության բնավ հարկ չունենք:
Հետո, գիտես ինչ, Հայաստան,
դու` մեր,
մենք քո համար
այնքան ենք տառապել,
որ հիվանդացել ենք միմյանց սիրուց
ու վաղուց, դեռ մանկուց
դարձել ենք հանրահայտ
ողջ աշխարհի մեջ:
Ի վերջո, գիտես ինչ, Հայաստան, քո կլոր ու մեծ արևով,
քո բիբլիական սարով
ու քո խորությամբ
մեր աչքերի մեջ
այնպես ես նկարվել,
որ աշխարհի ուզածդ անկյունում անգամ
մեր ով լինելը
թե ուզենանք էլ`
չենք կարող ծրարել:
Куда ни пойдёшь- ори про Армению!
Вильям Сароян
Знаешь, Армения,
С тобою мы жили и так давно,
Что плач наш со смехом нашим стали беседой матери с сыном,
Беседою близких-близких людей.
Знаешь, Армения,
Страха
не осталось у нас,
Давай больше не плакать и не бояться никого,
Мы с тобой так долго копались друг в друге,
И столько всего вытащили на белый свет,
Что знаем цену себе и не будем больше хвастаться друг другом.
И, ещё, Армения, знаешь, что?
Ты для нас и мы для тебя столько страдали,
Что заболели от нашей любви ,
И давно, с самого детства человеческих лет известны всему миру.
И в конце концов,
Знаешь, Армения,
Твоё круглое солнце
С библейской горой,
С твоей глубиной,
Так слилась ты с нами,
Что где мы б ни были, в любом уголке,
Кем бы ни были, не сможем спрятать себя
или скрыть, кто мы есть,Даже если очень захотим…
***
Սիրելը մեծ բան չէ.
Ուղղակի
Պետք է խորհրդակցել.
Իսկ խորհրդակցությունը մի օր կավարտվի,
Երբ լռությունը կխփի ուսիդ
Ու կասի
- Գնանք:
Эко дело, любить!
Просто надо посоветоваться.
А потом эти все совещания
Имеют свойство заканчиваться,
Когда молчание ударит по плечу
И скажет: Что ж, пошли!
***
- ***
ՓՈՂՈՑԻ ՇՆԵՐԸ ՄԻՇՏ
ՓՈՂՈՑՆԵՐՈՒՄ ՉԵՆ ՄԱՀԱՆՈՒՄ
Այնպես խաղաղ էր դրսում,
այնքան ցուրտ,
որ ոռնում էր մի շուն:
Մոտեցա նրան ու հարցրի.
շուն,
ի՞նչ կա աշխարհում.
ոչինչ, ասաց նա,
տաք տեղ եմ փնտրում:-
Разве собаки помирают только на улицах?
Так покойно было на дворе
И так холодно,
Что собака выла от холода.
Подошёл я к ней и спросил:
–Что в мире делается, пёс?
–Да ничего особенного, –услышал я в ответ,
– Ищу место потеплее…
***
ԱՐԳԵԼՔ
- Մենք համբուրվում էինք ու այնքան պինդ,
որ օրենքը նկատեց,
մարդիկ հավաքվեցինք,
որոնց
չորս պատից դուրս
համբուրվել չէր տրված.
ու մեր համբույրը
դատարան տարան:Мы целовались,
Настолько
крепко,
что Закон заметил нас,
И люди собрались.
Все те, которым целоваться
Дано лишь в четырёх стенах
.
И наш поцелуй отправили в суд…
И ещё несколько переводов, так трудно выбирать из криков души…
Время.
Я бы хотел попросить Бога защитить меня от друзей,
А от врагов я и сам себя смогу защитить.
Аполлон.А если б видели
Меня в то время…
Как я просил!
***
Машину водят все,
Кто маленький, тот водит, что поменьше,
Большие ездят на больших…
Мир полон рулящих.***
Земной шар
Допустим, это шар земной! И чертит у доски учитель круг.Следит за кругом и его рукой Сидящий в классе ученик,И видит он лишь толстый ноль. Всего лишь ноль!
Ему сжимает шею этот ноль,
И ученик кричит в смятеньи.
– Замолкни! – закричал учитель,
– О чём болтаешь ты? Какой там ноль?
Ноль тоже круг, похож немного,
На то, что начертил я.
Он, ноль, ничто! Всего лишь ноль,
Мы просто допустили,
Что этот круг – наш шар земной…Наша научная коференция
Три стержня металлических–Наш круглый стол.
И пиво.Морозный день,
Пьём пиво, по глотку,
И ничего не понимаем,
Что вокруг творится.
Так было однажды..
Немыми рыбками у ног твоих
мы строимся в косяк.
Всего лишь на крючок
могли мы все попасть,
А ты на этот крючок повесила…червя!